— Ты очень похож на Кирилла, — неожиданно сказала она, глядя мне в глаза.
— Хм… Не знаю даже, что тебе на это и ответить, — разведя руками сказал я, — может быть я это и есть он, в новом теле, а может быть и нет. Кто знает? В любом случае я не чувствую в тебе врага, а это чувство у меня сильно обострилось за последнее время. Более того, у меня такое ощущение, что я знаю тебя многие годы. Знаю, что тебе можно доверять. Разум вопит об опасности такого соседства, но душа шепчет другое.
— Ты только что описал почти тоже самое, что чувствую я, — грустно усмехнулась вампирша, — ты какой-то совершенно другой. Я тоже умею чувствовать людей. У нас это обострено в десятки раз сильнее, чем у вас. Ты хочешь найти выгоду во мне, но она тебе не нужна. Ты пытаешься рассуждать логично, но думаешь совсем по-другому. Ты совершенно меня не боишься и не питаешь ненависти к таким как я. Ты не уступаешь в бою мне, высшему вампиру! Как такое вообще возможно? Что изменилось за столько лет?
— Так, стоп! — я поднял руку, — мне это все начинает напоминать один дамский роман. Только там все наоборот: она глупая и наивная девчонка — малолетка, а он — весь из себя такой благородный клыкастый прынц. Не ест людей, как все порядочные представители его рода. Морду свою аристократичную воротит, значит. Кушает только зверюшек, и то иногда, и вообще весь из себя такой правильный, что аж плюнуть хочется. И вот, как говорится в одном анекдоте, эти две жабы встретились… Уж извини, но быть в роли той самой девочки я не хочу. Такие как она вообще долго не живут. Так что давай все обсудим чисто по-деловому. Я не доверяю тебе, ты не доверяешь мне, но с учетом того, что мы в одной лодке, нужно как-то плыть дальше. Чувства говорят другое? И флаг им в руки. Чувства не предчувствия, могут и ошибаться. На вот лучше, — я поставил перед ней две такие же тарелки, как и перед собой, — вино ты тоже пьешь, или как?
— Пью, — улыбнулась она, — и все-таки ты, это он. Слова другие, но манеры ничуть не изменились.
— Ешь, давай да помалкивай, — буркнул я, — а то вкусняшек на ночь не дам.
— На ночь мучное вредно, — она покосилась на холодильник, в котором томился, ожидая своего часа, торт «Муравейник».
— Мне можно, — отмахнулся я, — не растолстею, а вот тебе опасно. Ты из меня утром столько крови выдула, что как не лопнула только. Я еле восстановиться успел, вот и делай после этого добрые дела.
— Подумаешь, — она сморщила свой носик, — сунул мне непонятно что из грязной ручищи, так еще и попрекает. Настоящие мужчины не боятся подставлять девушкам свои шеи.
— Ах, так? — обиделся я, — Вот какое место дам оттуда и будешь пить, привередливая наша! Рука ей, видите ли, не нравится! И на моей территории ты никого другого не тронешь, имей в виду.
— Хам!
— Какой уж есть, не нравится — иди, поищи себе другого.
Над столом на время повисла тишина, нарушаемая лишь стуком вилок и шумом работающего холодильника. Я некоторое время косился на сосредоточенную на еде девушку, а потом мысленно махнул рукой, кого мне стесняться? Я тут хозяин или кто вообще? Поэтому, недолго думая, приволок из комнаты недочитанную вчера книжку, и, подперев ее для удобства коробкой с чаем, принялся читать. Реакция последовала, практически незамедлительно.
— А тебе не кажется, что находясь за столом с дамой невежливо отвлекаться на посторонние предметы? — поинтересовалась она.
— Не кажется, — с набитым ртом проворчал я, — ты еще скажи, что я тебя развлекать должен.
— Ну, вообще-то по этикету, как раз и полагается…
— Если следовать всем его правилам, то уйдешь из-за стола злым и голодным. И вообще, я у себя дома.
— Но это же не значит, что нужно вести себя как…
— Как кто?
— Как ты!
— О, Боже, — я закатил глаза, — эти женщины воистину неисправимы. Первый раз у меня в гостях, а уже строит и учит жить.
— Интересно, в ваше время, все такие грубые мужланы, или это мне просто так повезло? — брезгливо поморщилась она.
— О, нет, что ты, — улыбнулся я, — если ты выглянешь в окно, то можешь уже сейчас обнаружить там многих достойнейших личностей. Вон, к примеру, компания весьма интеллигентных молодых людей собралась обсудить новые веяния в литературе и кино. Они одеты в черную спортивную одежду с белыми полосками, пьют пиво и громко смеются. Ну, а что поделаешь, наш кинематограф в последнее время вызывает либо чувство жалости, либо смех.
— Ты говоришь про тех, что забрались с ногами на скамейку и сидят на ее спинке? — она решила посмотреть, куда я показываю.
— Так осень же! Холодно просто так сидеть.
— И ругаются матом как портовые грузчики.
— Это от избытка чувств.
— А обсуждают они вовсе не искусство, а женщин, причем в весьма противной для меня форме.
— Так все разговоры в мужском коллективе обычно вами и заканчиваются. Чего тут удивительного?
— Ты издеваешься надо мной?
— Чуть-чуть, — улыбнулся я, — не пытайся исправить новое общество под себя. Просто попробуй его сначала изучить, понять, почему сложились те или иные традиции и обычаи, а уж потом судить и как-то к ним адаптироваться.
— Ты говоришь как мой отец, — грустно сказала она.
— Значит твой отец весьма умный и правильный в чем-то… хм, вампир.
— Не называй нас так, пожалуйста, — попросила она, — у этого слова плохие ассоциации, и в нашем обществе оно считается оскорблением.
— Ну, извини, — пожал плечами я, — не знал. А как мне тогда вас называть?
— Можно просто бессмертные.
— А мы, значит, выходит смертные? — уточнил я.